Зойкина квартира и ее обитатели

«Зойкина квартира» в Ростовском-на-Дону молодежном театре — второе приближение режиссера Михаила Заеца к булгаковской пьесе. В отличие от новосибирского мюзикла 2014 года по либретто Юлия Кима на музыку Владимира Дашкевича, где на сцене присутствовали приглашенные персонажи (например, Шариков), а роли исполняли артисты оперетты, новый спектакль поставлен по оригинальной драматургии Булгакова. Интертекстуальность, присущая автору, позволила обойтись без прямых заимствований героев из других произведений.

Сценографическое решение Алексея Паненкова обновилось: в декорациях и костюмах исчез опереточный гротеск, появился прозрачный занавес на границе авансцены — еще не железный, но вполне ощутимый, гильотиной отрезающий от внешнего мира. Колонны-витрины с манекенами внутри заполняет неоновый свет, а в глубине сцены в полумраке жалюзи скрывается киноэкран, на котором возникают картины свободной, сладкой жизни — Париж, танцовщицы, казино… Перед экраном в этом призрачном пространстве золотой рыбкой извивается Певица (Валерия Искворина), снова и снова накручивая «Шар голубой». По зрительному залу, кроткая, как ангел, бродит девочка-нищенка с аккордеоном (Арина Диденко), неумело повторяя жалостливую мелодию.


На сцене перед нами — инфернальный вокзал с темными личностями по углам, попивающими пиво за круглыми столиками. Зал ожидания, по которому мечется с чемоданами толпа отъезжающих в Париж, затягивает паровозным дымом, а уж из него может соткаться что угодно — от граждан престранного вида до незнакомки с тревожным цветком в руке. С самого начала в спектакле задается одновременность существования двух миров — видимого и невидимого: булгаковское пятое измерение, в котором квартира превращается в бесконечность, радиоволнами в зазор между мирами прорываются вокзальные объявления, бой часов и свистки паровозов. Природа каждого персонажа двойственна, в бытовое проскальзывает потустороннее — чертовщина, булгаковщина в ее мистическом понимании.

Зойка в исполнении Инны Хотеенковой — решительная, циничная и расчетливая хозяйка сомнительного «ателье», в мужском костюме и ярко-рыжем парике. Даже любовь требует от Зойки мужских качеств, поскольку возлюбленный — «бывший граф», наркоман, мученик. Его нужно спасти, а значит, все средства хороши: дать взятку, достать морфий, открыть в своей квартире «веселый дом», чтобы заработать денег и уехать прочь из страны, в которой «порядочному человеку существовать невозможно». И если для этого нужно стать «чертом» — так тому и быть.

Тем более что нечисть сама вползает в квартиру: председатель домкома Аллилуйя (Александр Соболь) — открытый и простодушный, типичный советский управдом, который и не скрывает, что пришел за взяткой, потому что так заведено, порядок такой, иначе и не бывает. Обыденность зла, к которому привыкаешь, и уже не замечаешь, что сталкиваешься с вампиром особого биологического вида — деньгососущим.

Обольянинов (Евгений Овчинников) в этой мутной истории персонаж зависимый. Прежде всего от тоски по утраченной свободной жизни, вернуться в которую теперь помогает только укол морфия. После него все меняется перед графом: будто ожившие старые фотографии, танцуют и шалят юные девы; свет, видимый одному Обольянинову, затапливает сознание. Морфий порождает еще одну зависимость: от китайской наркомафии.

Китайцы Херувим (Александр Хотенов) и Ган-Дза-Лин (Артем Рубан), живущие в челночных клетчатых сумках и похожие друг на друга, как… китайцы (по мнению европейцев), отличаются только цветом волос, заплетенных в длинные косы-хвосты, между собой объясняются на кошачьем и вообще ведут себя, как два дерущихся кота. Предмет битвы — горничная Манюшка (Елена Пономарева) — расторопная, понятливая, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать.

Бриллиантом сверкает среди обитателей Зойкиной квартиры администратор — великий комбинатор, массовик со стажем или черт его знает кто на самом деле — Аметистов (Сергей Беланов). Возникая как лицо неофициальное, а, пожалуй, и праздное — в бабьем халате, тельняшке и розовых панталонах, — с величайшей быстротой и ловкостью он становится незаменимым участником и вдохновителем дальнейших криминальных событий. Аметистов лично руководит репетициями в подпольном варьете, где одинаковые вертлявые девицы в черном нижнем белье и черных париках как будто прямиком явились сюда с бала сатаны. А еще администратор точно знает по глазам, на что готова некредитоспособная, доведенная до отчаяния молодая женщина.

Для Аллы Вадимовны (Анастасия Артемьева) поступить в манекенщицы к Зойке, чтобы заработать на отъезд в Париж к любимому человеку, означает искать спасения у потусторонней силы, потерять свою природу, заменить ее новой, но остаться при этом невинной жертвой, оказавшей сопротивление неотразимому коммерческому директору Гусю-Ремонтному (Евгений Фарапонов).

Явление Гуся зрителям — в белом пальто, шляпе и костюме-тройке — въезд романтического героя в город на белом коне. Но вот он снимает шляпу и пальто и превращается в типичного партийного функционера — вальяжного, холеного, охочего до удовольствий. Такие, бывает, мрут в саунах, переусердствовав с девочками или поскользнувшись в подпитии. В «Зойкиной квартире» Гусь гибнет так же нелепо: зарезан Херувимом из-за денег. Ситуация проще некуда: «У меня есть мадама, нет денег, у тебя есть деньги, нет мадамы», чик — нет Гуся, есть деньги. Арифметика.

Исчезновение Херувима и, как следствие, морфия оборачивается катастрофой для Обольянинова. Бывший граф в спектакле избавлен от страданий и присоединяется к Гусю в последнем путешествии с девочкой-ангелом сквозь зеркальные двери, за которыми — свет и покой.

«А что это за шаги такие на лестнице?» — «А это нас арестовывать идут». Зойкину квартиру заполняют темные вокзальные личности, представляющие власть. Арестованы все, и это событие выведено за пределы пьесы, потому что стало судьбой целого поколения. Невидимый поезд увозит персонажей в телогрейках вместо Парижа в Воркуту, где легким шелком всех затягивает белое безмолвие — только холмики под снегом…

«А шарик вернулся, а он голубой» крутится-вертится, музыка обретает современный ритм, и все возвращаются: артисты снимают телогрейки и парики, отпускают созданных ими героев и остаются здесь, в реальности мира видимого, рядом с нами.