"Олеся": повесть сближается с легендой

Полесье - мир нарочито неэкзистентный, он - некий вербальный образ, воплощенный в персонажах перебродских крестьян (они, кстати, говорят на украинском, в отличие от остальных действующих лиц). Этот образ соткан из страш¬ных сказов, которые будто сами воссоздали себя по обрывкам текста произведений Куприна (режиссер расширила материал, взяв не только «Олесю», но и другие произведения полесского цикла). В одной из сцен жители действительно вынимают из-за пазухи смятые комки бумаги и по слогам читают строки классика (хотя все в деревне неграмотны), а потом испуганно прячут «улики» при виде главного героя - молодого паныча, словно боясь, что произойдет невиданная временная петля. Наплывают друг на друга не только три разных времени, но и сюжеты разных легенд. Это происходит исподволь. Дышащее поверьями Полесье сначала неслышно подходит к Ивану Тимофеевичу (Александр Волженский) многоголовой массой, притаившейся с напряженным любопытством, подкрадывается восхищенными причитаниями Ярмолы (Денис Нефедьев): «Я дывлюсь, как вы пишете»... А потом поглощает, впитывает его в себя. И вот он теперь вовсе не он, а Опанас, герой уже какого-то другого предания - о вздорной невесте, украденном ожерелье (намисте) и провалившейся под землю церкви. Эта история звучит как предостереже¬ние для героя, падающего в образе Опанаса с высокой лестницы в бездну. Пространство в спектакле тоже многомерно, хотя сценография предельно минималистична: декорации заменяют многофункциональные стволы деревьев и иногда появляющаяся движущаяся ширма. Сценограф Максим Обрезков разделил пространство глянцевой гладью пола на «надозерное» и отраженное или преображенное в легенду. Видимо, где- то на их границе, у озера живет нездешняя Олеся. Кроме того, благодаря ходулям-палкам, лестнице и тем же деревьям герои прорываются в какую-то «небесную» сферу, как птицы, мрачную историю о которых рассказывает полная достоинства и осознания собственной особливой участи Мануйлиха (Раиса Пащенко). История материализуется в образ-кошмар птицы, бьющей по сцене крыльями-костылями в своем странном юродивом полете. Другой полет для героев просто невозможен. Героиня Арины Диденко кажется девушкой, описанной нам словами сказки, когда-то существовавшим нежным, трогательным и при этом сильным созданием, живущим теперь в фольклоре. Вся она похожа на народный колдовской ритуал - совершает певучие, но сдержанные движения, то устремляется в танец, то переходит на строгий шаг, то впадает в оцепенение. В ее детском голосе звучит некнижная мудрость. Образ же, созданный Волженским, мыслится скорее как не слишком яркий, может даже не слишком талантливо скроенный литературный персонаж. Ему подобает произносить много текста, спорить с урядником (Анатолий Матешов), рефлексировать, бредить и описывать свои тяжелые болезненные сны. Он принадлежит более многословному, более сложно построенному и насыщенному, но, вероятно, более холодному, меланхоличному и духовно безнадежному миру. Сама близость между героями случается только тогда, когда Иван Тимофеевич решается подчиниться простоте сказочного повествования, ответив на заветный вопрос «больше жизни». Не из-за трагических превратностей судьбы Олеся и ее возлюбленный не могут остаться вместе. Все предписано канонами жанров: фольклорная колдунья должна сгореть в короткой огненной легенде, а герою художественной прозы предстоят долгие сюжетные мытарства, несчастливая литературная жизнь с заранее известным безрадостным концом, от которой не спастись. В финале на сцену обрушивается ошеломляющий красный град. Сыплющиеся с бесконечным нестерпимым стуком бусины- ягоды кажутся в момент этого камнепада тем единственным, что в реальности спектакля по-настоящему существует, оттесняя в область эфемерного образы и сюжеты украинских преданий и русской классики. Смерть? Любовь? Светлана СМОЛЬЯНИНОВА