"Ай да "Онегин"! Ай да сукин сын!"

Редко бывает такое, что о спектакле хочется написать сразу же после его окончания. Обычно нужно обдумать увиденное, выносить и только потом приниматься за рецензию. Но с «Онегиным» случилось иначе: как только я добралась домой, тут же села за ноутбук. Уж очень не терпелось рассказать о спектакле, лучше которого видеть мне ещё не доводилось. Итак, в минувшие выходные в молодёжном театре давали премьеру «Онегина». «Онегин, добрый мой приятель...» Эти строки знакомы всем нам ещё со школьной скамьи. И что, казалось бы, можно было выжать нового из Пушкина? Из светоча русской литературы, из основателя современного русского языка, из нашего всего? Нет, выжать, конечно, можно из кого и чего угодно. Поэтому, прочитав, что это будет не сам «Евгений Онегин», а записки героя, я была уверена, что режиссёр Александр Горбань ударится в модную интерпретацию. Онегин предстанет управленцем, подсевшим на наркоту; Ленский превратится в непонятого менеджера среднего звена, а Татьяна... На её тему мне даже фантазировать было страшно. Одним словом, на премьеру я шла с опаской. Но уже первые аккорды и появление из-за занавеса арлекина (?) развеяли сомнения. Пока всё было более чем пристойно, хотя и интригующе. Вслед за шутом в свете софитов появилась училка по литр-ре (так написано в программке), которая с привычной и утомительной интонацией пыталась «втюхать» подросткам в зале (а их была добрая половина) школьнопрограммного «Онегина». Методичное чтение прерывалось её же окриками: «Тихо!» и грозными взглядами. Зал начинал скучать — и вдруг, как «мимолётное виденье», по сцене пронёсся... Пушкин (Сергей Беланов — на фото вверху) или, как назвали этого героя создатели, Феофилакт Косичкин-Пушкин. Он промелькнул раз, другой, и в театр ворвалась музыка, всё закрутилось, завертелось и перевернулось с ног на голову. Спектакль начал жить. И жизнь эта рождала в зрителе что-то особенное: поднимала из глубин души некогда слышанное и заученное и заставляла взглянуть по-новому на обезличенные частой бездушной эксплуатацией строки. Нужно сказать, что классика нашего Александра Сергеевича читывала я последний раз лет 15 назад. Стыдно, господа, стыдно... Но, к несчастью, таковая в зале я была не одна. А для похода на это пиршество духа лучше было подготовиться. Ведь, помимо «Онегина», на сцене звучали другие произведения Пушкина, и не только его — нашлось здесь место и Лермонтову, и Гоголю, и даже Вертинскому. Всё это настолько грамотно было вплетено в канву спектакля, поддерживало его, раскрывало новые смыслы, что оставалось только диву даваться таланту Александра Горбаня и всей труппы театра. Впрочем, сюжет остался тот же. Светский ловелас Онегин, узнав о смерти своего дяди, отправляется в его имение в деревню. Ввязывается в любовную историю, в результате которой пренебрегает влюблённой в него Татьяной, убивает верного друга Ленского и пускается в долгие странствия. Вернувшись, он встретил Татьяну замужней дамой, Евгений пытается добиться её расположения, но слышит в ответ: «Но я другому отдана; Я буду век ему верна». Вот так бесталанно может звучать Пушкин в кратком изложении. И так же скучно мог бы выглядеть спектакль, если бы режиссёр не нашёл свои нити, которые связали Пушкина с современностью. Онегин денди? Значит, он должен блистать «на тусе». И вырывающиеся из клубов дыма и однообразного музыкального речитатива стихи звучат как рэп. А почему любовное письмо Татьяны не может быть отослано по электронке? А отстранённость обиженного Ленского не может ассоциироваться с металлическим: «Абонент временно недоступен...» Несколько авторских находок и вовсе заворожили меня. • Когда солнечно-рыжая Татьяна (Анна Богун) читает письмо Онегину, главный герой (Алексей Остафийчук) в глубине сцены чистит яблоко. Чистит медленно, миллиметр за миллиметром обнажает его; отбрасывает, как излишество, стыдливо-красную кожуру и чуть позже протягивает запретный плод Татьяне. Она не знает, что делать с этим подношением. • Узнав о том, что она отвергнута, Татьяна падает. Ползёт по сцене медленно, прокладывая себе дорогу одними руками. Её рыжие волосы приобретают серый оттенок. Со стороны кажется, что она пытается выползти из собственного тела, освободиться. Это был самый длинный и самый тяжёлый эпизод в спектакле. Дамы плакали. • Спустя несколько лет после дуэли Онегин возвращается в родные пенаты. И его уже не узнать. Белое лицо с алыми губами и следами разложения (в прямом и переносном смысле) свидетельствуют о тяжёлом времени, которое ему пришлось провести наедине со своей совестью. Евгения окружает сонм таких же зомби, которые шепчут в унисон о скуке: «Скушшшшно-скушшшно...» Толпа «мёртвых душ» отстукивает тростями бесовской ритм. Звук набирает силу, плывёт в зал. Страшно, безысходно и... очищающе. Таких запоминающихся эпизодов в спектакле было немало. Впечатлила меня и блестящая игра всех актёров. Приятно и то, что танцевальные партии были исполнены ими на самом профессиональном уровне. О музыке же стоит сказать отдельно. Танго и Стинг, этнические напевы и современная «клубятина». Но главная линия была отдана неувядающему произведению Александра Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном» в блистательном исполнении Ольги Калашниковой. Кстати, говоря об этом спектакле, нельзя забывать и о работе художника-модельера Дарье Мозгуновой. Чего только стоит деревенский фрак Онегина, сшитый по принципу телогрейки, или бальные платья светских модниц, очень напоминающие работы современных модельеров! Одним словом, есть чему удивиться в этом спектакле, чем восхититься, проникнуться и, что немаловажно, чему поучиться. Я, к примеру, сегодня же вечером перечитаю «Евгения Онегина». А завтра возьмусь за «Мёртвые души». А чуть позже опять пойду на этот спектакль. Обязательно... Автор - Марта Моисеева Фото Виктора Дашкина Ссылка на материал: http://www.rostof.ru/article.php?chapter=6&id=20141205