К Мольеру приехали цыгане!

К Мольеру приехали цыгане! В Молодёжном — премьера. Великий драматург Мольер сошёл с пьедестала и оживил свою комедию «Плутни Скапена».

Казалось бы, чего проще: взять пьесу основоположника европейского классического театра, поставить лёгкий радующий зрителя спектакль — и успех обеспечен. Однако задача не всем по зубам. Подводные камни поджидают и режиссёра, и актёров.

Мольер многословен. Для современного зрителя его тексты тяжеловаты и длинны, а характеры схематичны. Многое в постановке зависит от того, что в книге не прочитаешь. И начинать надо с долгой работы над текстом. Труппа Молодёжного театра оказалась на высоте: спектакль смешной, подвижный, диалоги захватывающие, а режиссёрские находки сделали действие объёмным.

Красивые декорации не меняются на протяжении всего действия, но «собирают» мизансцены в единое пространство. Костюмы добавляют красок и в общую картину, и в характеры героев.

Музыка создаёт атмосферу эпохи

В целом спектакль мог получить самые превосходные отзывы, если бы не один, на мой взгляд, странный ход. Музыкальное оформление спектакля возложено на… цыган. Гитарист и четыре цыганки исполняют цыганские романсы. Исполняют хорошо, поют чудесно, двигаются красиво. Никаких претензий к качеству. Но почему цыгане?!

Перед началом спектакля, как это принято в театре, зрителю предложили «войти в атмосферу». «Школа изящных манер» имени господина Мольера развернулась в золотом фойе: урок фехтования, вокала, танцев... Под аутентичную музыку зрители с удовольствием разучивали павану — торжественный медленный европейский танец XVI века. Кринолины, шляпы, шпаги — всё соответствовало стилю и эпохе. И вдруг — цыгане. Почему не казаки? Почему не итальянские народные песни, ведь действие происходит в Неаполе? Почему не русские народные напевы? В чем логика режиссёра? Это осталось загадкой.

Лихорадочно начала вспоминать биографию Мольера: может, там есть цыганский след? Нет, Жан-Батист происходил из семьи зажиточных буржуа, учился у иезуитов. Одна из героинь пьесы была похищена цыганами, которые требуют за неё выкуп. Может быть, в этом дело? Но Фигаро тоже похитили цыгане, и тем не менее в постановке Плучека, ставшей классикой, звучал Моцарт. Причём музыка не была просто фоном, она создавала узнаваемое лицо спектакля, стала действующим лицом, потому что попала в стиль и в настроение. Моцарт — праздничный, хрустальный — всегда «обманывает» неискушённого слушателя. Неожиданно, посреди чистой радости, вдруг зазвенит щемящая нота. Так и у Бомарше шутки Фигаро вдруг превращаются в памфлет или философский трактат.

Мольер шутил без трагедии. Его комедии — лёгкий фарс о любви, о глупости, о хитрости. Комедии положений как нельзя лучше подошла бы барочная музыка. Вариантов — немыслимое количество. Гендель, Бах, Пёрселл… Самый известный композитор Франции XVII века — Люлли (тоже Жан-Батист) писал музыку к постановкам Мольера, был его современником. В 70-х годах прошлого века были сделаны аудиозаписи, они доступны. Танцы, написанные для «Мещанина во дворянстве» (менуэт, бурре, павана, сарабанда) так и просятся в спектакль. А уж обыграть танцевальные антракты между картинами, добавить юмора опытной труппе труда бы не составило.

Да бог с ним, с барокко! Любой современный звукоряд, барабаны, скрежет металла —подошло бы всё, что не несёт яркой этнической окраски. Ведь у нас у всех звуки завязаны на зрительных образах, на культурных символах.

И что хорошо для Чехова или Толстого, смотрится совершенно чуждым рядом с Мольером. Сбиваются метки, разрывается шаблон.

Параллельные миры

Итак, что же получилось? Два параллельных действия. Такое ощущение, что переключаешь канал ненадолго, а там концерт театра «Ромэн». Один клик — и снова Мольер. Краска яркая, как цыганская юбка, но она так и не вплелась в ткань спектакля. И даже не стала красивой упаковкой.

А вот вторая «параллель» — настоящий парад образов, каждый из которых можно долго отдельно хвалить. Романтичный глупый инфантильный Октав, горячий забияка Леандр, красотки Зербинетта и Гиацинта — нежные барышни, которые, будьте уверены, добьются своего. Чудесный дуэт папаш — Аргант и Жеронт. Конечно же, они глупые, жадные, но сентиментальные. Всех простят, во всем уступят, раскошелятся и признают вновь обретённых дочек. Весёлый слуга Сильвестр и изумительный Скапен — автор всех интриг, хитрец и пройдоха, кукловод, дёргающий за ниточки, внутренний двигатель сюжета, пружина драмы. Каждый характер прописан досконально. Поведение настолько органично, что кажется, играть надо именно так, никак иначе. Отдельное спасибо Светлане Лысенковой, сыгравшей малюсенькую роль кормилицы Нерины, но так, что зрители рыдали от смеха. Поистине, нет маленьких ролей в хорошем театре.

И над всем этим искрящимся весельем возвышается памятник Мольеру. Сам великий автор сходит с постамента, помогает актёрам, объявляет картины, вызывает слугу Карла, и, когда тот «не появляется», играет слугу сам. В финале, «бронзовый» Мольер опять появляется на постаменте, и машет зрителям рукой, мол, здесь я, всегда с вами, и века не властны над хорошей пьесой.

P.S.

Факт совмещения Мольера с цыганами заставил задуматься о современном художественном мышлении. На мой взгляд, спектакль отразил не столько видение своей эпохи Мольером, сколько клипово-фрагментарное сознание современного человека. Целостный мир, где спектакль и музыка едины, в XXI веке рассыпался на множество отдельных миров, самодостаточных во внутренней структуре, но никак не связанных между собой.

Пока непонятно, целостный мир развалился от усталости и безнадёжности или пытается найти новую эклектичную форму, в которой соединённые вместе гвозди, стихи, каша и собаки есть новое совершенство бытия. Цыгане у Мольера, Мона Лиза в Чёрном квадрате. Если честно, мне этот мир не нравится. Хочу жить в мире, где мухи отдельно, а котлеты отдельно, то есть Мона Лиза отдельно, а Чёрный квадрат отдельно, и желательно выставленные в разных залах.

Остаётся вечный вопрос о предназначении художника: выявить проблему, найти ей адекватную художественную форму и умыть руки с чувством исполненного долга или задавать новые горизонты постижения целостного мира в его бесконечном разнообразии. А целостность этого мира удерживают всего две сущности — Бог и художник.